Не то чтобы я была горячим поклонником творчества Питриции Хайсмит, но все же я не могу понять стремление режиссеров экранизаций выдергивать кубики из-под башенки зыбкого благополучия, которую сооружает в ее романе Том Рипли. Мингелла сулил ему этакую фрейдистскую кару с достоевщинкой. За пару десятков лет до того Клеман подвешивал над его головой вполне ощутимый дамоклов меч, изловчившись при этом изобразить реверанс финалу не только экранизируемого романа, но и его сиквелу. Зато во всем остальном его занесло куда дальше.
Желание Алена Делона воплотить противоречивый образ Тома вместо очередного шаблонного красавчика Дики (у Клемана – Филиппа) Гринлифа вполне понятно. Но тогда режиссеру все-таки следовало позаботиться о том, чтобы в роли Гринлифа оказалось нечто равно смазливое, а не обрюзгший бонвиан, в сочетании с дешевой пленкой на фоне нищей провинциальной Италии категорически неспособный вызвать зависть у кого бы то ни было. Впрочем, Рипли Клемана и не завидует: он просто тоже положил глаз на Мардж – не более того. Так образ, лишенный двух своих образующих – мелочной зависти, возведенной в ранг культа, и непонятной тяги к Дики (Филиппу, если угодно), становится абсолютно абсурдным: непонятно, к чему он стремиться, и чему радуется, коль скоро ничего, соответственно, не добивается. Впрочем, не менее иррационален и Гринлиф, дерзко играющий со смертью в лице Тома, но все же в упор не замечающий исходящей от него опасности, и Мардж, без колебаний упавшая в объятия Тома чуть не сразу после получения известия о самоубийстве Дики-Филиппа. Полагаю, зрителю, незнакомому с текстом романа (или, на худой конец, экранизацией Мингеллы) вообще сложно будет разобраться, что к чему. Они все словно сошли с ума: впрочем, вполне оправдывая название фильма – что-то типа «Солнцепека»…