"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
Кто может, океан угрюмый, Твои изведать тайны? Кто Толпе мои расскажет думы?..
"Из путешествий Онегина: Святки" (Школа драматического искусства) Н-да, по-хорошему говоря, чтобы въехать в такие вещи, на них надо ходить раз пять: и в итоге понять, что и нет там никакого смысла. Но, коль скоро 5 раз уже никому не светит, просто насладимся глубокомысленной нелепостью: хотя, черт его знает, что творится в голове у Анатолия Васильева, может, он и правда что-то имел в виду. Спектакль начинается из фойе. Полонезом в исполнении струнного квартета и сопровождением публики в зал под арию месье Трике: с шампанским, гитарой, гротескным сюртуком в цветочек и раздариванием роз симпатичным девушкам. Дальше – больше. На сцене 2 Онегина и 2 Ленских (причем, если с 2 все более или менее понятно, то остальные 2 явно не очень уверены, кто из них кто): Ленский изощряется в звукоподражаниях, Онегин ненароком прогоняет кукушку, у которой Ленский пытается выяснить отпущенный ему срок жизни. 3 девушки перебрасываются, словно мячом, репликами Татьяны, Ольги и Няни. Вычурная статика мизансцен. Хор с легкостью превращается из гостей на балу в крестьянских девушек. Пара «дятлов» в кимоно с плетеными из прутьев головами. Некто в соломенной шляпе с колокольчиком. Рояль. Пышная дама на инвалидной коляске на мелодию «французской» арии Графини из «Пиковой дамы» перечисляет деятелей эпохи Просвещения, сообщив под конец, что ее «хвалил маркиз де Сад». Всеобщая свалка со стрельбой. Пропагандистский баритон, поющий о комсомольской юности в славном городе Ленинграде. Красный флаг. Передние ноги кентавра в банном халате. И все это логично (насколько это вообще может быть логично) сочетается с пушкинским текстом. Нехитрый дадаистский фокус с доставанием чужих слов из шляпы, можно, оказывается, сделать еще проще – и еще невероятнее: если разобрать чужой текст на отдельные слова и потом сложить КАК БЫЛО – все равно получится по-другому. Не представляете, какая бездна смыслов (ну или, по крайней мере, двусмысленностей) открывается в «Евгении Онегине», просто если всегда произносить «да» как утверждение (даже если это союз), а «ну» - как побуждение к действию. И представьте себе, что можно сделать из вырванной из контекста фразы «Да ты, красавица, готова»))). Если знаешь текст достаточно хорошо, чтобы успеть, пока реплика - нарочито медленно - произносится «в версии театра», вспомнить, в чем там было дело изначально, впечатление получается и впрямь феерическое. В общем, я не знаю, про что это, зачем, и стоит ли оно того. Но что-то в этом есть.
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
"Затмение"("Затмение") Нет, от массированных попыток поставить «Полет над гнездом кукушки» определенно веет безнадежной тоской по свободе. Вернее, по тому призраку, что когда-то принимали за свободу. Прошла молодость, пришла стабильная работа, хорошая зарплата, благопристойная семья, и лишь изредка блеснет из небытия бесстыжая улыбка, подбивая вспомнить, в чем же было это фантастическое очарование рыжей беспринципности МакМерфи: и не поймешь, не то очарование прошло, а беспринципность осталась, не то наоборот. Роскошный аскетизм Ленкома, конечно, выигрывает на фоне «лунной» убогой претенциозности, и Лазарев на удивление не съезжает в гламур. Но то-то и оно, что граничащая с восхищением привязанность к хорошему парню МакМерфи, более всего очаровательного именно тем, что нам такими не бывать, привычно безрезультатно борется с тотальным непониманием природы бунта этого самого МакМерфи и затаенным ужасом перед бунтом как таковым. И МакМерфи в очередной раз гибнет – не под скальпелем нейрохирурга и не от дружески безжалостной руки Вождя; он попросту растворяется в воздухе, раздавленный между плакатно «антитуниядской» завязкой и схематично сентиментальным финалом.
Я - животное социальное. Меня тоже раздражают и пугают бунтари, которым лишь бы ломать без какого-либо представления, что строить на освободившемся месте. Я никогда не сомневалась, что МакМерфи псих: может быть, единственный во всем романе: единственный, кто не понимает, что прет против течения, не чувствует враждебности общества по отношению к себе, не осознает собственной опасности для окружающих. Я вполне могу понять, сколь притягательна такая бескомпромиссная вседозволенность, но для меня единственная справедливая трактовка этого образа подразумевает, что зритель так никогда и не должен понять, изнасиловал ли МакМерфи ту девочку, имел ли в мыслях нажиться на карточных играх, действительно ли намеревался повести психов за собой к светлому будущему или лишь использовал их как орудие мести своего непомерного самолюбия? Но для всех интерпретаторов «Полета…» ответ на эти вопросы очевиден: «не был, не участвовал, не замечен…» В пользу ленкомовской постановки говорит хотя бы то, что Лазарев изредка порывается отыгрывать склонность своего героя к немотивированной агрессии. Впрочем, то, что он почему-то начисто забывает сделать это в сцене расправы над сестрой Речед, сводит на нет все предыдущие усилия. И потом, я понимаю, что в городе эпидемия гриппа, а психушка – тоже в некотором роде больница, но это же не значит, что на сцене надо дружно кашлять и вытирать сопли о казенный реквизит: XXI век на дворе, пейте Колдрекс, ребята! Очередной обязательной порцией необязательного мата у меня уже просто сил нет возмущаться.
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
Было, было, было - все уже было: и многоуровневая сцена, и паутина лестниц, и ни к каким стенам не прилагающиеся (но все же никакой функции, кроме своей прямой, не несущие) дверные и оконные проемы, и псевдоисторические костюмы, и платья цвета «металлик» во вроде бы XIX веке, и босые лапки как воплощение непорочной беззащитности… Было: ладно бы вообще, а то у них у самих было.
Паратов – двойственная натура. Должна быть разница между тем «печальным демоном, духом изгнанья», которого любит Лариса всеми силами своего юношеского восторга, и жестким дельцом, каким он предпочитает оставаться для себя самого. Ан нет. Лариса вообще неприемлема. Так что ли мало на сцене отягощенных жизненным опытом шлюх, чтобы их еще искусственно насаждать? Остальные просто «скучны, невыразительны» - никакие. Не продумано, не дорепетировано, не поставлено. Бурный поток мировой классики – беспроигрышный вариант. Островский сам за себя поговорит, как и Толстой, и кто там еще. И, вместо вполне конкретной любовной драмы – очередная порция экзистенциальной тоски. Как же тяжело смотреть спектакли, у которых нет души...
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
"Conrad (Veidt) liked animals, theater, cinema, fast cars, pastries, thunderstorms, gardening, swimming, and golfing. He disliked heights, flying, the number 17, wearing ties, pudding, and interviews".
Интересно, это придумал автор статьи, или герой?..
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
они же "Руки Орлака": как водится, не страшно.
И вывод отсюда - нельзя доверять даже очень одаренным оптимистам снимать фильмы ужасов: мол, с руками убийцы жить не хочу, а с руками невинноубиенного - запросто. Happy end!
Но все-таки есть нечто непреодолимо завораживающее в самой эстетике немецкого экспрессионизма, в изощренной игре света, в утрированной пластике, в филигранно прочерченном "внешнем действии" и в гротескной фактуре Конрада Файдта.
...Ренар, Фолкнер, Беляев: откуда вдруг в 20-е гг. всплыла эта идея автономной физической памяти?..
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
Просроченный колдрекс отдает сгнившими цитрусами. But I'm stilll alive)))))
На комедии затасканность сказывается еще заметнее, чем на драме. Даже если сохранить в неприкосновенности внешний блеск, все равно чувствуется, что самим актерам уже не смешно.
Писать сил нет. Все равно это надо видеть. Причем желательно 5 лет назад...
Пора мне уже завязывать смотреть старые спектакли as it used to be. Впрочем, в данном случае ностальгия оправдана: 5 лет назад "Обручение в монастыре" было едиснтвенным спектаклем, где не надо было выбирать: в смысле где, если попасть на хороший состав, именно те, кого я хотела услышать, были во всех без исключения ролях...
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
"Joseph Merrick, dit Elephant Man"Во-первых, я отрыла в гуще новоприобретенного цифрового телевидения канал MEZZO – своего рода MTV для умных (круглосуточно транслирует академическую музыку). Во-вторых, в программе означенного канала я отрыла оперу «Жозеф Меррик, человек-слон» (ну да, про того самого, который упоминается в фильме «Из ада» и про которого есть отдельный фильм с Энтони Хопкинсом); сочинение месье Petitgirard’а (ну да, того самого, который писал музыку к «Комиссару Мэгрэ»; и к жесточайшей пародии «Quasimodo d'El Paris», которую, полагаю, мало кто видел, но, что называется, сам факт). В-третьих, означенная опера (написана в 1999, первая постановка – 2002), разрушила до основания мою уверенность в том, что оперы, во-первых, давным-давно никто не писал, а во-вторых, и не надо.
Нет, авангардная музыка – это смерть вокалиста. И вообще, очень на любителя. Так что, если подходить с критерием «Нравится – не нравится», «понравится», наверно, немногим. Но если взять и отстраненно посмотреть, как это сделано – то сделано потрясающе.
Ибо, во-первых, роль Человека-слона – травести: это шокирует и завораживает; во-вторых, мечта виртуоза: даже самая ничтожная партия на 100% состоит из вокального трюкачества – непрестанная демонстрация непревзойденного мастерства, от которой захватывает дух; в-третьих, хор врачей в окровавленных фартуках распевает клятву Гиппократа; в четвертых, сама постановка на удивление «знает свое место», четко дозируя авангардистскую броскость: «разломанный» планшет и очаговая мизансцена, помноженная на исторический костюм и (в случае с главным героем) в меру натуралистический грим; без лишних подробностей и почти без гуманистического пафоса; очевидных приемов всего два – один из них даже вполне уместен.
Неожиданно решенный образ всего один, но, что называется, зато какой: Том Норман, директор цирка. Возвысившийся до личной трагедии персонаж, совершенно искренне влюбленный в свою работу и убежденный, что то, что он делает, абсолютно правильно. И, пусть видно, что в либретто эта фраза попала для проформы, Норман, каким его играет Robert Breault, и впрямь единственный, кто принял Меррика таким, какой он есть… И при этом у него такой голос!.. Совершенно невероятный взвинчено-чарующий тембр, в котором слышится звон металла: у человека, для которого «красота – частный случай исключительного уродства» может быть только такой голос…
Сегодня, в процессе набега на официальный сайт (который так и кричит о том, насколько его владелец все еще счастлив быть знаменитым), другие его партии продемонстрировали мне как остальные достоинства, так и некоторые недостатки; впрочем, качество записи там оставляет желать лучшего. Но вчера, пока звучал этот первый акт, который безоговорочно принадлежал ему, я готова была пересмотреть список своих любимых певцов (даром что тенор).
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
"Between his English and your French, you're likely to get on. Come on, or we'll lose our reservation!" - Вы похожи, когда забираетесь между его английским и твоим французским. Поторопись, а то мы потеряем резервацию": это не корки моих учеников, это цитата из фильма - причем в официальном переводе...
Папа, который смотрел сквозь магазин, отдыхает...
PS: "I gave a start of astonishment" - "Я дал начало удивлению". Это уже из моих подопечных.
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
"Рубиновый вторник"("Рубиновый вторник") Черт, вот только вчера же думала о том, что, с точки зрения беспристрастной оценки, ситуация, когда лично тебе не нравится в общем хорошая вещь, значительно проще, чем когда тебе в общем нравится, хотя нравится особо нечему. Я давно так не смеялась. Но "Полет над гнездом кукушки" - это не смешно!
У Кизи скорее антигероический пафос: Сестра Рэтчед - она и есть (w)RATched, МакМерфи - асоциальный тип, Вождя тоже по ночам к кровати привязывают не за то, что он лампочки в подъезде выворачивал... А психи - они не "психи": они умалишенные... Они "могли бы уйти, если бы могли": они не хотят обратно в «нормальный» мир, куда их стремится вернуть больница. Поэтому они чужды "нормальному" миру, а мир больницы чужд им. В этом неразрешимый конфликт, в этом ужас положения, и в этом трагедия. Но в театре Луны психи – они именно психи: комические персонажи со своими забавными странностями. Их существование в дурдоме безоблачно: они режутся в карты, перебрасываются непристойными шуточками и отрываются под музыку Роллингов. Издевательства санитаров над пациентами похожи на жестокие забавы малолетних детей с домашними животными – глумление плавно перетекает в совместную радостную возню; даже сестра Крысчед (в версии театра) не особо портит им жизнь. Она не то чтобы стерва, и не то чтобы права: чтобы решить этот вопрос, надо было знать, с психами ты, или нет – а «лунные» психи абсолютно нормальны, и злобная (или наоборот) сестра на их фоне – не более чем не имеющий самостоятельной ценности лишний повод поржать… МакМерфи не под силу принести в эту психушку даже сомнительный луч света, потому что там не так уж темно. И МакМерфи – не более чем еще один псих, со своими вполне очаровательными тараканами. Его бунт, который теперь и не бунт вовсе, не дотягивает до противостояния личности обществу, обращаясь в локальный конфликт двух невполне ярких индивидуальностей, вспыхнувший не очень понятно и совсем не интересно на какой почве… Финал получается не закономерно трагичным, а трагически нелепым: слишком много шутили – во всех смыслах…
Майсурадзе – неплохой актер, но не выдающийся. Он хорошо усвоил про «Я в предлагаемых обстоятельствах», и его «Я» достаточно масштабно, чтобы его Мефистофель не был похож на его МакМерфи: но все же его Мефистофель не похож на Мефистофеля, а его МакМерфи – на МакМерфи. Его МакМерфи просто не существует: он играет некую цепь этюдов, оставаясь верным «сценической правде» в каждый конкретный момент безотносительно момента предыдущего и последующего. Вот МакМерфи притаскивают с шоковой терапии в глубоком обмороке – и он в обмороке, а не притворяется, как выяснится в следующем эпизоде; вот он бодр и весел, электрошок ему ни по чем - и он бодр и весел, а не, как выяснится минуту спустя, готов упасть в обморок, только «чтоб враг не видел, не торжествовал»; и в следующей сцене в обморок он и впрямь упадет, но пауза в долю секунды – и этот обморок с полуобморочным состоянием уже никак не связан: а гэги вокруг стакана воды, который ему надо бы дать, сводят весь эффект от обморока на нет. А дальше все новые и новые шутки так успешно сопротивляются стремительному накалу страстей, что грому уже не удается прогреметь: ни когда погибает Билли, ни когда МакМерфи кидается на сестру Крысчед и тем подписывает собственный приговор; ни, тем более, когда МакМерфи умирает, а Вождь вырывается на свободу - строго говоря, уже за пределами спектакля, за раскланивающимися спинами остальных исполнителей… И патентованный актерский взгляд из серии «я только что провел тяжелую сцену» в итоге не работает: точнее, при отсутствии самогó тяжелого впечатления, наводя на мысли «я тут старался, а вы ржете» настроение под конец портит именно он…
И вообще, можно уже для разнообразия поставить спектакль, где по ходу действия никто яйца не чешет?!!
Учитывая, что Аланья и Тезье на одной сцене, не мне бы выступать, но очень хочется)))
То, что «опера на французском языке» - это оксюморон, давно понятно. Парадоксальным образом собственно французская опера напрочь вышибает произношение даже из Аланьи, у которого обычно это неплохо получается. Что касается Тезье, то про носовые звуки я понимаю, но откуда, интересно знать, у него берется это «мон шеррррррр»?
И еще меня очень забавляют эти сигареты. Допускаю, что на европейской сцене запрещено курить (хотя, размахивание на сцене незажженными сигаретами, думаю, к этой категории тоже относится), и даже допускаю с большей вероятностью, что кто-то из них (или они оба) падает в обморок при одном упоминании о табаке. Мизансцена «Ну что, подеремся?» и Хосе с ножом, а Эскамильо – с сигаретой и впрямь шикарная (вообще, подозреваю, сцена драки была весьма неплохая: жалко, что обрезано), так что опустим вопрос, почему нельзя уже обойтись без сигарет. Но, во-первых, если по каким бы то ни было причинам сигарету зажигать ты не собираешься, ты хоть вынь ее изо рта, не позорься! А во-вторых, можно было хотя бы на репетиции ее поджечь хотя бы из интереса: тогда бы они знали, что (сколько там идет этот дуэт? 3 минуты?), так вот, как бы здорово ни смотрелась сигарета против навахи, за 3 минуты от сигареты уже бы мало что осталось. Разве что Эскамильо прикуривает одну от одной: а он спортсмен, как-никак))))).
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
Н-да... Чем больше я смотрю "JC-2000", тем меньше я понимаю...
Они что, хотят сказать, что у них Иуда таки воскрес? Смотался в загробный мир, выяснил, чем все закончится, и пришел сообщить Христу, что "You'll be fine"?
Вообще, в кино Иуда, постоянно возникающий ниоткуда, выглядит очень эффектно (действительно alter-ego). Хотя вряд ли это работало в театре...
Вот странно: ведь от появления Иуды в финале у зрителя должен быть нехилый шок. А я вообще не помню своего первого впечатления по этому поводу...
@музыка:
JCS: только с другим вокалом
@настроение:
Don't you get me wrong: I only want to know!
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
Театр: снаружи...Видимо, с моей стороны это крайне наивно, но мне почему-то представляется, что театр имени в т.ч. Станиславского мог бы держать в голове, что этот самый Станиславский, говоря о воспитании театрального коллектива, подчеркивал, что речь идет не только об актерах. А то, при всей моей горячей любви к спектаклям театра Станиславского - Немировича-Данченко, общение с их кассирами и охранниками неизменно вызывает у меня желание сбежать и больше не возвращаться. Удивительно, насколько власть портит людей: даже если это власть злорадно сообщить (совершенно незнакомому человеку, который, соответственно, не сделал тебе ничего плохого), что его вечер испорчен; или демонстративно перерыть (без всякой практической пользы) его сумку. Впрочем то, что билеты я, конечно, купила (да и не могла не купить) неприятное впечатление парадоксальным образом усиливает: со всеми многочисленными "но", все-таки вряд ли это они делают мне одолжение, давая возможность оставить в их кассе свои деньги (заметьте, опять же, насколько обходительны кассиры в театрах, куда, кроме тебя, никто не ходит)...
...и внутриЭто во-первых. А во-вторых, я все меньше понимаю логику членов жюри "Золотой маски", особенно в отношении музыкальных спектаклей: если уж нельзя "котлеты отдельно, мухи отдельно", то пусть они будут вместе, но нельзя же, условно говоря, рассматривать котлеты, не принимая в расчет мух. Я все понимаю, опера, голос, но, вспоминая все того же старика Станиславского, который, даром что соплежуй, все-таки говорил много правильных вещей, оперный артист имеет дело сразу с тремя искусствами: СРАЗУ, а не с одним, и двумя в придачу! А потому, слава тем великим, кто может делать три дела одновременно, и все хорошо, но, коль скоро таких немного, пусть конкурс Чайковского награждает за вокал – а театральная премия все-таки должна принимать в расчет драматические данные!!! Это я к тому, что за «Евгения Онегина» почему-то номинируют Алексея Долгова… Без всяких претензий на тему «кого, напротив, надо номинировать», вообще без элемента сравнения, рассмотрев его отдельно взятые возможности: его Ленский – живое свидетельство заслуженности номинации режиссера. Нет никакой актерской заслуги в том, чтобы четко следовать хорошо придуманной мизансцене – это элементарный профессионализм. А роль Ленского-Долгова сделана режиссером на 100%. Он хороший вокалист - не более того: его вокал, так же как его сценическая выразительность (которую не назовешь Игрой!!!) – стерильно холоден, каждый его шаг, жест, взгляд так же слепо следует режиссерской партитуре, как его голосовой аппарат безупречно перерабатывает на звуки нотное письмо. Есть такие актеры, на которых смотришь, затаив дыхание, но все же понимаешь, что, если в зале начнет рушиться потолок, он сделает шаг в сторону и будет играть дальше на уцелевшей половине сцены. Долгов же из тех, кто будет играть дальше, не сдвинувшись с места…
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
1. Чем больше я слушаю старых "Онегиных", тем глубже я проникаюсь благодарностью к Тителю и Коробову за то, что они избавились от этой слабоумной крестьянской сцены в 1 картине. При всем уважении, Петр Ильич явно перебирал с квасным патриотизмом: пастуший рожок после сцены письма - и то уже слишком...
2. А еще я наконец поняла, зачем нужен метроном: темп, в котором он считает, не замедляется пропорционально увеличению количесва нот!
@музыка:
"ЕО": по традиции, последняя сцена
@настроение:
не поверите, баритон опять фиговый!!!
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
Обидели меня, во-превых, Первый международный конкурс баритонов им. Лисициана и, во-вторых, Природа.
Причем последняя - сильнее, поскольку милый дядька Лисициан, конечно, ни в чем не виноват, - просто сама дура.
Меня же тоже этому учили: Первое правило продавца-консультанта: "если не знаешь, скажи НЕТ".
Ну когда, когда я уже перестану верить всему, что мне говорят??? И начну сначала думать, а потом уже истерить?!! И покупать афишу, а не узнавать обо всем из заляпанных баннеров выскоко над головой с опозданием на пару дней?..
В пролете: нормальное осостояние - а я так люблю вокальные конкурсы...
Валентин говорит о сестре в кабаке, Выхваляет ее ум и лицо, А у Маргариты на левой руке Появилось дорогое кольцо.
А у Маргариты спрятан ларец Под окном в золотом плюще. Ей приносит так много серег и колец Злой насмешник в красном плаще.
Хоть высоко окно в Маргаритин приют, У насмешника лестница есть; Пусть на улицах звонко студенты поют, Прославляя Маргаритину честь,
Слишком ярки рубины и томен апрель, Чтоб забыть обо всем, не знать ничего... Марта гладит любовно полный кошель, Только... серой несет от него.
Валентин, Валентин, позабудь свой позор. Ах, чего не бывает в летнюю ночь! Уж на что Риголетто был горбат и хитер, И над тем насмеялась родная дочь.
Грозно Фауста в бой ты зовешь, но вотще! Его нет... его выдумал девичий стыд; Лишь насмешника в красном и дырявом плаще Ты найдешь... и ты будешь убит.
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
Ты декадентом сделал Фауста – Ему черты такие чужды. К тебе взываю я: Пожалуйста, Не искушай меня без нужды!.. Журнал «Крокодил» времен травли Пастернака
Кай весь дрожал, хотел прочесть "Отче наш", но в уме у него вертелась одна таблица умножения… «Снежная королева»
читать дальше«Помните каватину из «Фауста»?» - Конечно: нет! Я из «Фауста» помню только серенаду Мефистофеля и Маргаритино «Ah, je ris!»; ну и «На земле весь род людской и т.д.», ясное дело, – это я даже не из «Фауста» помню… Да я не знаю, где там вообще каватина, даром что 4 раза слушала: а потому что не слушала, а смотрела… Вот Мефистофеля, проходящего сквозь стену (бумажную – но все равно), помню, и Маргариту в кресле-качалке, и тоненького Зибеля с миниатюрными ручками, утопающими в пышном белом букете чего-то нелогично похожего на черемуху, и кладбище - а каватину… Каватина из «Фауста», каватина из «Фауста», каватина… Точно! Мне еще тогда казалось, что «каватина Валентина» звучит на редкость глупо: «во сне брат с черным пластырем на груди пел каватину Валентина, и, раз пластырь и Валентин – значит, его уже нет…» - «Красная корона»? Нет, там просто партитура «Фауста» на пюпитре. А еще «Дослушаю до появления Мефистофеля – и застрелюсь»: это «Записки покойника», или, еще раньше… А Валентин-то где был – может, в той же «Москве красноармейской»? «…ведь, я не ошибаюсь, вы человек невежественный?.. Вы, простите, может быть даже оперы «Фауст» не слыхали?». Булгаков за что-то любил «Фауста» Гуно…
«Демон», «Фауст»… я определенно впадаю в детство.
Я тоже любила «Фауста» - Гете. Чуть более осмысленно, чем к этому располагают 13 лет и мефистофельское обаяние. Хотя не без этого: «Но, если я не ошибаюсь, кто-то/ Не выпил яда именно в ту ночь…» - как еще это можно сказать, если не с цинично-озорной улыбкой? «Я б чертыхался на чем свет стоит,/ Когда бы не был сам нечистой силой» - прелесть! «Часть силы той, что без числа/ Творит добро, всему желая зла» - я этому верила: в одном моем юношеском опусе под патетическим названием «Извольте расписаться… каплей крови» (и непатетическим – «Эволюция темы договорных отношений человека с потусторонним миром в литературе XIX – XXвв.», уффф) последним в чреде «мефистофелей» был пластический хирург, избавивший героя от врожденного уродства и тем ненароком разрушивший его жизнь. Мир абсурден, и любая попытка привнести в него гармонию ведет к катастрофе… Мефистофель для меня (да и в принципе, по логике) всегда был носителем рационального начала. Фауст был угоден Богу, пока гробил свое психическое здоровье над разгадкой тайны вселенной. Фауст встречает Мефистофеля на народном гулянии. Что еще более важно, Мефистофель предстает перед Фаустом в образе собаки – не кота и не ворона. Собака, конечно, символ амбивалентный, но здесь вообще важен не символический пласт: Фауст, серьезный ученый, похоронивший себя в каменной башне и книжной пыли, приводит домой симпатичного пса. С нечистой силой Фауста сводит жажда простых человеческих радостей. В обмен на бессмертную душу, что бы там не сочинил полтора столетия спустя мрачный идеалист Мурнау, Фауст требует в первую очередь этих самых человеческих радостей: красоты, богатства, любви… У Мефистофеля всегда в запасе свежая острота, вино на любой вкус и дорогая безделушка для красивой девушки. Мефистофель спасает Фауста от смерти, Мефистофель дает ему новую жизнь, Мефистофель почти вызволяет из тюрьмы Маргариту… Убийство Матери Маргариты представляется на этом фоне неуклюжим реверансом в сторону христианской морали: трагизм «Фауста» именно в том, что человеку вовсе не нужен черт, чтобы испоганить свою жизнь. И черту вовсе ни к чему проворачивать хитроумные аферы, чтобы заполучить в свою коллекцию лишнюю душу: «ей более четырнадцати лет» - и идея с прощением Маргариты в финале первой части глубокомысленно нелепа: на что райское блаженство женщине, убившей собственного ребенка?.. И что такого сделал Мефистофель, что не могло бы свершиться без него? И в этом смысле, конечно, одна пушкинская «сцена из Фауста» куда содержательнее всего Гете: что не Мефистофель утопил тот корабль, думаю, возражений нет? и, уж простите, никогда не поверю, что он их за «модную болезнь»… Дьявол – фигура второстепенное: человечество прекрасно справляется с самоуничтожением и без его помощи.
@музыка:
Рубинштейн, "Демон" (акт 2): а "Фауста" просто нет((((